Догмат крови - Страница 55

— Господа, наконец-то забрезжил свет, — начал прокурор палаты. — Казимир Шаховской и его супруга вполне определенно указывают на приказчика кирпичного завода Менделя Бейлиса. Полагаю необходимым взять его под стражу.

Брандорф попросил разрешения высказать свое мнение.

— Я нарисую схему, — он взял лист бумаги и поставил крошечный значок. — Пункт первый: все обвинения против Бейлиса сводятся к показаниям фонарщика Казимира Шаховского, ибо никто, кроме его собственной супруги, означенных показаний не подтверждает. Пункт второй: Казимир Шаховской вовсе не указывает на Бейлиса.

— Позвольте! — нахмурился Чаплинский.

— Ваше превосходительство, — вступил Фененко, — извольте обратить внимание на протокол показаний Шаховского. По его утверждению, при встрече он спросил малолетнего Евгения Чеберякова, как они вчера погуляли с приятелем? «На это Женя мне ответил, что погулять ему с Андреем Ющинским не удалось, так как их спугнул в заводе Зайцева, недалеко от печи какой-то мужчина с черной бородой, после чего они разбежались». На следующем допросе я предупредил Шаховского об ответственности за лжесвидетельство. И что же! Он моментально изменил первоначальные показания и заявил: «Относительно мужчины с черной бородой Женя мне ничего не говорил, и это я прибавил от себя. Сказал я тогда о мужчине с черной бородой потому, что предполагал, что никто другой, кроме Менделя, который жил тогда на заводе, не мог напугать Женю и Андрея». Как видите, в показаниях фонарщика нет никакого Бейлиса. Более того, нет даже чернобородого человека, похожего на Бейлиса. Есть некто неизвестный, якобы спугнувший мальчишек на заводе, но и его свидетель сам не видел, а рассказывает о нем с чужих слов.

— Насколько я понимаю, вы считаете показания Шаховского лживыми от первого до последнего слова? — осведомился Чаплинский.

— Напротив, — ответил Брандорф, — мы пришли к выводу, что в его показаниях, если очистить их от нелепой и лживой чепухи, имеются архиважные сведения. Вы несомненно заметили, что, согласно показаниям Шаховского, утром 12 марта Андрей Ющинский был одет в одну только тужурку. Между тем родные Ющинского утверждают, что он вышел из дома в пальто. Зададимся вопросом, где он снял верхнюю одежду? Логично предположить, что в квартире своего приятеля Евгения Чеберяка, а потом они выбежали на улицу. Еще один важный факт. Вам, конечно, известно, что вокруг пещеры были разбросаны ученические тетрадки Ющинского. Но ведь Шаховской показал, что в руках у Ющинского не было никаких тетрадок. Даже если некто с завода напал на мальчика, откуда он мог взять тетрадки? Для этого ему пришлось бы проникнуть в жилище Чеберяков. Таким образом, все нити преступления ведут к дому номер сорок по Верхне-Юрковской улице. Там живет закадычный друг погибшего, около этого дома мальчика видели живым в последний раз, только в квартире Чеберяковых он мог оставить свои вещи. Характерно, что Евгений Чеберяков на все расспросы о своем друге либо молчит, либо плетет явные небылицы. Все семейство Чеберяковых несомненно чего-то боится. Заметно также, что они всячески стараются подкинуть следствию ложные сведения. Когда по стечению обстоятельств возникли подозрения против матери убитого, Вера Чеберяк указывала на ее якобы странное поведение. Позже Евгений Чеберяк пытался навести подозрения на дядю убитого Федора Нежинского.

— Вы меня убедили, — задумчиво сказал Чаплинский. — Чем больше я размышляю над этим загадочным делом, тем очевиднее становится участие в нем семейства Чеберяковых.

— Ну, слава Богу! — обрадовано воскликнул Брандорф. — А мы с господином следователем боялись, что вы попали в плен ложной версии. Разве образованный человек может поверить в такую дикость! Ключи от тайны у Жени, но пока Вера Чеберяк на свободе, ее сын ничего не скажет.

— Да, я заметил, что мальчик находится под сильнейшим влиянием матери, — подтвердил Чаплинский. — Надо скорее арестовать Бейлиса, и тогда можно рассчитывать на правдивые показания Чеберяковых.

— Ваше превосходительство, — всплеснул руками Брандорф, — ну при чем тут Бейлис? Извольте взглянуть, — он протянул прокурору палаты листок со своими записями. — Я отмечал по пунктам и у меня вышло, что все показания против приказчика завода представляют собой бессмысленный набор предположений и догадок, но отнюдь не логическое построение схемы улик. Для судебных властей будет позором выйти с таким, с позволения сказать, обвинительным актом!

— Разве? — деланно удивился Чаплинский. — Мне, наоборот, кажется, что на бумаге вышло еще лучше и убедительнее. Коль скоро мы пришли к выводу, что убийство носило ритуальный характер, то все не вполне устойчивые указания на Менделя Бейлиса, как на возможного участника преступления, приобретают значение неопровержимых доказательств.

— Нет ничего хуже опоры на столь шаткое основание!

— Всегда может быть хуже. Напомню вам анекдот из практики адвоката Плевако. У него была манера повторять: «Господа присяжные заседатели! Подумайте, ведь могло быть и хуже!» Однажды он защищал преступника, изнасиловавшего собственную дочь, и по привычке заметил, что могло быть и хуже. Председатель суда вспылил: «Помилуйте, Федор Никифорович! Ваш подзащитный изнасиловал свою дочь! Что может быть хуже?» — «Ваша честь, а если бы он изнасиловал вашу дочь? Разве это не было бы хуже?» — не растерялся Плевако.

Анекдоты о «московском Златоусте», как прозвали Плевако, пользовались популярностью в судебных кругах. Трудно было различить, что из них правда, а что выдумки, приписываемые красноречивому адвокату. В другое время Фененко посмеялся бы забавному анекдоту, но сейчас ему было не до шуток. Следователь твердо сказал: