— Башка завтра будет трещать, — пожаловался один.
— Ты бы не пил наравне с ними.
— Неужто смотреть, как они нашу горилку трескают! Уже три часа. Твою мать оглоблей в рот! Красовский утром доклад потребует. Надо отсюда выбираться. Что с ними будем делать? На себе потащим?
— Очень нужно! Бросим в кустах, хай проспятся. Ночь теплая.
Сыщики выбрались из кустов и затопали по тропинке. Женщина, даже не заметив, что осталась в одиночестве, бормотала между приступами рвоты:
— Ой, мочи нема!.. Мендель та ще двои жиди схватили Домового у печи… жиди хлопца поризали…
Следователь Фененко слушал станового пристава Красовского, еле сдерживая негодование. Когда тот закончил свой доклад, следователь саркастически заметил:
— Меня удивляет, что Казимир Шаховской, спустя четыре месяца после убийства, вдруг вспомнил, как Мендель Бейлис схватил Ющинского и потащил его к печи для обжига кирпичей. Еще удивительнее, что ваши сыщики обнаружили этого в кавычках «очевидца» после того, как прокурор палаты недвусмысленно дал вам понять: или вы доставите ему преступника-еврея, или вас опять загонят становым приставом в уезд.
— Напрасно вы, господин следователь, так поворачиваете. Я, криминалист, уважаю голые факты. Сведения Казимира Шаховского проверены. Он показал, что видел игравших мальчишек Андрюшу и Женю в тот день, когда получил аванс от подрядчика городской управы. Мы просмотрели конторские книги, и оказалось, что аванс в размере одного рубля был выдан Шаховскому в субботу 12 марта, то есть в день исчезновения Ющинского. Значит, фонарщик был последним, кто видел мальчика живым. Кроме того, показания Казимира Шаховского подтверждаются его женой.
— Показания Ульяны Шаховской — это особый разговор. Я допросил ваших подручных Выгранова и Полищука, и они мне признались, что напоили свидетельницу. Кстати, начальник сыскного отделения сообщил мне, что вы пользуетесь услугами людей, удаленных со службы за предосудительное поведение.
— Они невинно оклеветаны. Мищук всех толковых агентов выгнал. Теперь ни одного дела раскрыть не может.
— Оставим ваши личные счеты. Лучше скажите, на каком основании вы освободили из-под стражи Веру Чеберяк?
— По распоряжению его превосходительства господина прокурора палаты. Откровенно говоря, я бы погодил ее отпускать. Сибирячка явно замешана в этом деле. Надо полагать, ей заплатили. Она заманила Андрея Ющинского, а Бейлис выполнил остальное.
— Что выполнил?
— Ритуал-с.
Фененко безнадежно махнул рукой, отпуская сыщика. Казалось, ему снится кошмарный сон. По настоянию прокурора судебной палаты Чаплинского расследование принимало ритуальную направленность, чему откровенно способствовал Красовский. «Мерзавец!» — подытожил следователь разговор с приставом. Однако пора было приступать к допросам.
Первой привели Анну Захарову, по-уличному Волкивну, грузную старуху гренадерского роста и с гренадерскими усищами. Глянув на ее красное обрюзгшее лицо, следователь без обиняков спросил:
— Выпиваете?
— Трохи! — простужено пробасила старуха.
— Свидетельница Ульяна Шаховская показала, что вы в присутствии малолетнего Николая Калюжного рассказали ей о похищении Андрея Ющинского.
— Ниякакой Ульяны я не знаю.
Фененко пригласил ожидавшую в коридоре Ульяну Шаховскую. Когда та вошла в камеру, старуха отвернулась от нее к стенке, пряча лицо.
— Вы знакомы? — обратился следователь к Шаховской.
— Як же! Це Волкивна.
— Щоб твои очи повылазют, курва! — хрипло заорала старуха, оборачиваясь к Ульяне. — Та ни разу я тоби, сука, не бачила!
— Тихо, тихо! — замахал на них руками Фененко. — Запускайте мальчишку, — крикнул он в коридор.
В камеру робко вошел белобрысый хлопчик лет девяти.
— Назови свое имя? — обратился к нему следователь.
— Мыкола Калюжный, — испуганно пискнул он.
— Ты помогаешь Шаховским заливать керосин в уличные фонари, да? По словам Ульяны Шаховской, ты был свидетелем того, как Анна Захарова, по прозвищу Волкивна, рассказывала о похищении Андрея Ющинского.
Мальчишка глядел себе под ноги.
— Ты слышал о том, что мужчина с черной бородой схватил Андрюшу?
— Ни…
— Знаешь Анну Захарову, по прозвищу Волкивна?
— Ни.
— Мыкола, ты що? — изумилась Ульяна.
— Извольте молчать! — прикрикнул следователь на Ульяну и, обращаясь к мальчику, уточнил: — Значит, ты не слышал о похищении Ющинского?
— Чув, — прошептал Калюжный.
— Что ты слышал?
— Що Волкивна казала.
— Так ты знаешь Волкивну или нет?
— Це так!
— Погоди, ты сию минуту удостоверил, что не знаешь никакой Волкивны. Так?
— Ни!
— Ну, и как же прикажешь тебя понимать?
Мальчик еще ниже наклонил голову и всхлипнул.
— Ульяна, сука, его подговорила. Обещала ему купить леденцов, — забасила нищенка.
— Брешешь, ведьма, — взвилась Ульяна Шаховская.
— От тоби я зараз задам добрую трепку! — грузная Волкивна угрожающе наступала на Ульяну.
Фененко бешено зазвонил в колокольчик.
— Уберите их немедленно, — приказал он письмоводителю.
Письмоводитель попытался вывести женщин из камеры. Волкивна изловчилась и схватила Ульяну за рукав, та плюнула ей в лицо, но попала на мундир письмоводителя. Насилу дерущихся вытолкали из камеры, за ними вывели плачущего мальчишку. Фененко в изнеможении откинулся на кресло. Ему хотелось только одного: оказаться подальше от опостылевшего Киева. «Надо было выхлопотать отпуск для лечения и двинуть на Ривьеру», — с тоской подумал он. Его мечтания были прерваны приходом письмоводителя, доложившего, что следователя требуют к прокурору судебной палаты. Фененко и поспешил в кабинет начальства. Брандорф сидел мрачнее тучи, зато Чаплинский сиял и потирал руки.