Догмат крови - Страница 137

137

Громкий возглас пристава оторвал студента от воспоминаний. Двенадцать присяжных заняли свои места. Они были по-особому сосредоточены и серьезны — сегодня им предстояло вынести вердикт. Председательствующий Болдырев начал с формулировки вопроса для присяжных заседателей:

— Суд предполагает поставить на обсуждение присяжных вопрос в следующей редакции: «Виновен ли подсудимый Менахем-Мендель Тевьев Бейлис в том, что, заранее задумав и согласившись с другими, не обнаруженными следствием лицами, из побуждений религиозного изуверства лишить жизни мальчика Андрея Ющинского…»

Студент едва сдержался, чтобы не выкрикнуть, что все сообщники им установлены, но судебные власти не сумели призвать их к ответу. Он же говорил, что подручным Бейлиса выступал торговец сеном Файвел Шнеерсон — тот самый, которого студент выследил на Кирилловской. Говорили, что его отец служил резником в Любавичах, а родной брат даже был раввином. И вот этот Файвел Шнеерсон, родом из Любавичей, имел нахальство утверждать под присягой, будто никогда не слышал о хасидах. Как оказалось, этот удивительный свидетель не знал ни Андрюшу Ющинского, которого участливо расспрашивал об отце, ни Женю Чеберяка. Ни на один вопрос он не мог внятно ответить — ни о том, какие отношения его связывали с управляющим Дубовиком, ни о том, почему он срочно выписался с кирпичного завода в день убийства. И после этого толкуют о необнаруженных сообщниках Бейлиса!

Болдырев, прочитав вопросы, спросил, имеются ли какие-нибудь возражения.

— Мы просим выделить вопрос о событии, то есть о самом факте преступления, — сказал Замысловский. — Для нас имело бы значение включение тех побуждений, которыми руководствовались преступники.

— Есть ли предложения у защиты? — спросил Болдырев

— Редакция вопроса об убийстве из изуверских побуждений не соответствует требованиям закона. Мы протестуем против данной формулировки, — заявил адвокат Грузенберг.

Болдырев, посоветовавшись с членами суда, объявил, что суд считает необходимым разделить один вопрос на два — о событии преступления и о виновности Бейлиса. Ходатайство же защиты об исключении слов «из побуждений религиозного изуверства» не подлежит удовлетворению. Наконец, вопросы были согласованы, оглашены и скреплены подписью председателя. Оставалось только произнести резюме, в котором председатель обязан был подытожить результаты судебного следствия. Болдырев, глядя на присяжных заседателей поверх пышной бороды, обратился к ним со словами:

— Это дело, как вы сами убедились, господа присяжные заседатели, особенное. В нем имеется масса наносного материала и вам прежде всего необходимо будет в нем разобраться. Здесь говорилось, что могло явиться предположение, что мальчик Андрюша был убит шайкой Веры Чеберяковой…

Голубев подумал, что о Вере Чеберяк на суде говорили едва ли не больше, чем о Бейлисе. Она была польщена всеобщим вниманием к своей особе, держалась бойко, пререкалась с председателем суда. Ее громкий, резкий голос можно было часто услышать в комнате для свидетелей. Студент видел, как Вера подсаживалась к соседям с Лукьяновки, что-то им шептала, советовала, а если с ней не соглашались, грубо бранилась. Однажды она подошла к Голубеву и развязано попросила объяснить, что такое пантомима. На недоуменный вопрос, зачем ей знать, она ответила, что дирекция цирка предложила ей участвовать в пантомиме про убийство Ющинского. «На афишах обещали напечатать: „в главной роли г-жа Чеберякова“. Счастье само в руки плывет, я, может, всегда мечтала актеркой быть» — Вера по-цыгански затрясла грудями и рассмеялась.

Между тем Болдырев продолжал резюме:

— Защита указывала, что был допущен промах — волосы Сингаевского, Рудзинского и Латышева не сравнили с несколькими волосками, найденными на теле Ющинского. Однако прозектор Туфанов определенно установил, что эти волосы были из бороды. Названные же лица бород не носят и не носили…

Голубев глянул на иссиня-черную бороду Бейлиса. Вот уж чья борода подходила по всем статьям, но экспертиза не признала тождества. Чьи же волосы остались в кулачке мальчика? Файфел Шнеерсон безбородый. Не иначе это волосы евреев в странных одеяниях, погнавшихся за Ющинским. Правда, приехавшие из-за границы Ландау и Эттингер были бритыми, но Голубев нисколько не сомневался в том, что на суд явились подставные лица. Долго ли подделать паспорта и отметки о въезде и выезде за границу! Настоящие служители ритуала наверняка посмеиваются себе в бороды где-нибудь в надежном заграничном убежище.

— Что касается ковра из квартиры Веры Чеберяковой, — говорил председатель суда, — ковра, в каковой якобы было завернуто тело мальчика, то защита напрасно удивляется, что этот предмет не приобщен к вещественным доказательствам. Вам здесь очень обстоятельно объяснял прозектор Туфанов, как он исследовал этот ковер. Вспомните, что он рассматривал его через лупу, а все подозрительные места вырезал и исследовал под микроскопом. Никаких следов крови на ковре не оказалось…

Еще бы, подумал Голубев, откуда там могла быть кровь! И вообще, квартира Чеберяков стоит почти такой же, какой была два с половиной года тому назад. Там даже обоев не переклеили, потолка не побелили — бери и исследуй. Зато конюшня на заводе сгорела, там уже не определишь, была кровь или нет.

— Вы должны спросить себя, — разъяснял присяжным заседателям Болдырев, — а соответствует ли картина убийства, нарисованная господами защитниками, выводам судебно-медицинской экспертизы? Собственно говоря, выводы профессора Оболонского, вскрывавшего труп, прозектора Туфанова, профессоров Кадьяна и Косоротова во многих частях сходны. Остался в отдельности только лейб-хирург Павлов. Однако вы должны помнить, что он, хотя, может быть, и очень знающий человек по своей специальности, но на все наши вопросы отвечал крайне неопределенно; тогда как остальные профессора дали нам определенные, ясные ответы, хотя иногда между собой и разноречивые, но разноречивые потому, что эти мужи науки различно смотрят на одни и те же вещи…

137